- Конечно, нет. Он сам был тогда еще очень молод. Это были дети моего первенца - сводного брата Маркуса. Мерседес, у меня было трое детей: Джон, Джеймс и Маркус. Джеймс умер ребенком. Скарлатина унесла и его, и мою жену, но Джон остался в живых. Он вырос и стал пригожим мужчиной. Как и его отец, он был своеволен, упрям и горд, но в отличие от меня Бог наградил его еще терпением и щедрым, отзывчивым сердцем. - Граф откашлялся и нерешительно спросил: - Могу я говорить откровенно? Мерседес кивнула. И заметила, что Колин воздержался от ответа. - Маркус - мой внебрачный сын, дитя неудачной и неразумной любовной связи. До четырнадцати лет он жил со своей матерью и, возможно, оставался бы с ней и дальше, если бы не смерть моего первого сына. После подтверждения этой страшной вести я сделал то, о чем Джон просил меня уже несколько лет: я признал его сводного брата своим законным сыном. - Я ничего не знала об этом, - сказала Мерседес, качая головой.

- Это было так давно, - сказал граф. - Вы были ребенком, а Маркус никогда и никому не рассказывал о своем происхождении. - Взяв опять свой стакан, он глотнул виски и, передохнув, продолжал: - Можно сказать, что Маркус был причиной разлада между мной и Джоном. Джон был яркой, незаурядной личностью и обладал исключительно сильным характером. Я возлагал большие надежды на его карьеру на политическом поприще.

Но он был так же независим и в сердечных делах и заключил неравный брак. По крайней мере мне так казалось. Женщина, в которую он влюбился, не имела ни титулов, ни приданого, ни известного имени. Она была актрисой, подумать только! Их женитьба казалась мне совершенно нелепой затеей, и я открыто выразил ему свое неудовольствие. Я сказал, что в свое время тоже имел связь с актрисой и что у меня хватило ума не жениться на ней. Граф рассмеялся, и смех его был полон горечи и издевки над собой. - Вы не можете себе представить, как он посмотрел на меня. Я уже и тогда ходил с тростью. Больше из желания покрасоваться, чем по необходимости. И я ударил его этой тростью. Да не один раз, я просто стал избивать его. Он стоял молча, не пытаясь защититься, и продолжал бы вот так принимать удары, если бы не сломалась моя палка. Вы, Может быть, подумаете, что он тогда сразу ушел навсегда из моей жизни, но это не так. Он еще верил, что сумеет достучаться до моего сердца.

Представляете себе? Мой сын пытался убедить меня пересмотреть мои принципы! Он уговаривал меня начать общаться с Маркусом и признать его своим сыном. Я и слушать ничего не желал. Ведь я выполнял свой долг, обеспечивая материально, без всяких возражений, и Маркуса, и его мать в течение многих лет. И я сказал тогда, что этого достаточно. Более чем достаточно. - И тогда он уехал, - сказал Колин. Он почувствовал, как Мерседес просунула свои тоненькие пальцы внутрь его ладони. - Потому что его нельзя было заставить свернуть с выбранного им пути. Он любил ее - я знаю это точно. Эмили, так ее звали, поддерживала его в первые годы их семейной жизни.

Она продолжала играть на сцене. Я не помню те годы. Она оставила театр, лишь когда отец нашел должность служащего в суде. Граф совершенно не удивился, что Колин обо всем догадался. - Ты похож на нее. Ты ничего не взял от Джона. Колин ничего не ответил. - Разве что его проклятую молчаливость. Мой Джон мог молчать долго. И вот так же смотреть, как ты на меня.

Но у меня уже нет сил поднять на тебя палку. - Я бы этого и не позволил. Граф Розфилд печально улыбнулся: - Нет, конечно. Я в этом уверен. Ты сильнее, чем он. Сразу видно. Но ведь ты был вынужден стать таким, верно? Он поднял с колен документы и, немного подержав в руках, снова опустил. - Когда мой сын покинул меня, он сделал все, чтобы навсегда исчезнуть с моего горизонта. Он изменил фамилию и уехал из Лондона. Я был слишком горд, чтобы тут же броситься за ним в погоню, а потом было уже поздно. - Он судорожно вздохнул, будто сдерживая рыдания. - Твоя мать писала мне, извещая о рождении каждого моего внука. Она не называла имени, не описывала внешность, не сообщала никаких подробностей, но я заучивал наизусть все ее послания.

И я молил Бога о следующем внуке, потому что я мог тогда получить от нее весточку. Ее последнее письмо пришло неожиданно. Она не могла снова родить. Прошло слишком мало времени, и я открывал конверт, дрожа от волнения, потому что боялся получить плохие новости о Джоне. Колин догадался о содержании письма матери. - Она сообщала, что мы собираемся приехать к вам. Граф кивнул: - Да, совершенно верно. Без всякого приглашения или сомнения насчет моего желания принять вас она просто извещала меня о вашем приезде. - До сих пор мучительно думать об этом, - сказал Колин. Граф Розфилд отпил глоток виски.

- Да, да, это правда. Проклятая вещь - гордость. Могу вам сказать, я с трудом проглотил тогда это. Я приготовился к встрече своего блудного сына. - Голос его опустился до шепота, и плечи поникли. - Но он так и не приехал.

Никто из вас не приехал. В воздухе повисла тишина. Мерседес изо всех сил сжала руку Колина. Она знала, что он воскрешает в памяти тот день. Она вспоминала, какую роль сыграл в этой трагедии ее дядя. Граф снова заговорил. - Это все здесь, - сказал он, указывая на документы.