Но это далеко не все мои убеждения. Я никогда не бывала на собраниях в Фэнейл-Холле и никогда не разделяла горячность, которую проявлял в этом деле Грант. Я придерживаюсь другой тактики и решила действовать тайно. Может быть, потому, что я просто трусиха, Декер. Я знала, что "Морские перевозки Ремингтон" пострадают, если об этом узнают. Всем известно, что случилось с Грантом. То, что осталось от его торговли в Чарлстоне и Балтиморе, - жалкие остатки того, что было пять лет назад. Не имеет значения, что я делала.

Мои поступки больше свидетельствовали об эгоизме, чем о великодушии. Как она серьезна, подумал Декер. Он чувствовал, что сам сейчас улыбнется, и спрятал улыбку. - Я не такой уж хороший человек, Декер. - Ладно, - очень серьезно согласился он. - Но что же ты такого сделала? - В течение последних трех лет я была "кондуктором" на "железной дороге"! - быстро заговорила Джонна. - Я знаю, что у тебя нет определенных взглядов на проблему рабства. Я часто критиковала тебя за то, что ты не борешься против него. Теперь я думаю, что ты просто честнее меня. В тебе нет притворства. От этого замечания Декеру стало немного неловко, и он слегка заерзал. - Я не уверен, что это до конца верно, - осторожно возразил он. - Ты могла... Джонна не дала ему договорить. - Ты никогда не пытался изменить мое мнение о тебе, - сказала она. - Ты просто был в моей жизни, ведь так? День за днем...

Теперь уже много лет. Ты появлялся в моей жизни, исчезал из нее, а иногда ты привлекал мое внимание другими поступками. Я никогда особенно не задумывалась, какой человек может так поступать, но теперь поняла: такой человек должен быть в полном ладу с собой и его не интересует мнение окружающих. Декер попытался отвлечь разговор от своей особы: - Я думал, что ты хочешь рассказать мне о Соколе. - Я хотела... я это и делаю. - Джонна отбросила подушку и положила руку на бедро Декера. - Просто теперь это уже не так важно.

Я построила "Охотницу", чтобы перевозить мужчин и женщин от рабства к свободе. Только с этой целью я придумала ее и дала такое имя. Я считаю, что у ее руля может стоять только Сокол, если он, конечно, захочет этого, но я думаю, что ты тоже обладаешь состраданием и совестью. Декер покачал головой: - Ты только что сама сказала, что у меня нет определенного мнения о рабстве. Джонна подалась к нему.

Голос ее звучал спокойно, но напряженно: - Но у тебя есть страсть к свободе. Ты рисковал своей свободой ради Мерседес. Я спросила, неужели свобода так мало значит для тебя?

Ты же ответил, что сделал это потому, что она значит для тебя очень много. - Да, ответил, - проговорил Декер. Он вспомнил это только теперь. - Может быть, ты ошибаешься на мой счет.

Может быть, я просто пытался произвести на тебя впечатление? Джонна покачала головой: - В это я не могу поверить. Я думаю, что ты ответил так же честно, как всегда отвечал мне. И я думаю, что для тебя все равно, идет ли речь о свободе Тесс, или Аманды, или Делорес, или Рейчел, или... - Я понял тебя, - осторожно прервал он жену, прежде чем она успела перечислить все имена. - И ты права: мне все равно, о чьей свободе идет речь. - Теперь "Охотница" - твой корабль. Я никогда не отберу ее у тебя. Я только хочу знать: можешь ли ты время от времени использовать ее для тех целей, для которых она построена? Он помолчал, потом кивнул. Джонна обвила его руками.

- Я не ошиблась, верно? - спросила она. Она покрывала поцелуями его лицо. - Ты - настоящий человек. - Не знаю, так ли это, - ответил он, обнимая ее. - Но Сокол - это я. Глава 14 Когда Джонна проснулась, за окнами было еще темно. Приподнявшись на локте, она пристально смотрела на профиль спящего Декера. Напряжение спало с его лица. Морщинки в уголках глаз разгладились. Дыхание было ровным. Густые темные волосы были спутаны, локон упал на гладкий лоб. Джонна осторожно, стараясь не разбудить мужа, отвела локон назад. Рука ее помедлила, потом Джонна легко провела пальцами по его виску, щеке, подбородку. Он был по-настоящему красив. Говорила ли она ему об этом?

Или она думала сказать, когда он ласкал ее? Столько невысказанных мыслей осталось с ней, когда он любил ее. Джонна почувствовала, как жаркий румянец залил ее от груди до лица, - она вспомнила, что могла сказать ему. Темнота делала ее смелой. Любовь делала ее безрассудной. Улыбаясь, Джонна села и передвинулась к краю кровати. Совершенно незачем обоим вставать в такую рань. Она тихонько прошла в туалетную и позвонила горничной. Через полчаса, когда сквозь занавеси на окнах уже слегка пробился солнечный свет, Джонна по плечи погрузилась в сидячую ванну, полную горячей воды. Она сидела, откинувшись к бортику ванны, подложив под голову сложенное полотенце. Руки ее лежали на бортах ванны, а пальцы были опущены в воду. Она подумала, что нужно было бы взять мыло, о купальной простыне, лежащей на стуле.