Вряд ли я ошибусь, если скажу, что его старший брат отдавал ему свою пищу. И теперь, когда мы взяли Декера, его брат сможет съедать эту пищу сам. Декер продолжал смотреть в окно. Он был умен не по годам и, несмотря на свой возраст, уже имел кое-какой жизненный опыт. Декер остался спокойным и даже притворился, что ничего не слышит. Одну руку он прижимал к карману своего черного пальто и через шерстяную ткань ощущал последний подарок Колина. Декер не знал, что это такое. Он был крайне напуган и взволнован и не посмотрел, что это Колин сунул ему в карман. Он думал, что это была еда. Колин всегда отдавал ему куски со своей тарелки, совал ему в рот полные ложки.

Но теперь он понял, что это не еда. Декер быстро зажмурил глаза, чтобы скрыть слезы. Подбородок у него задрожал. Он не плакал, когда умерли его родители, и позже тоже ни разу не заплакал. И не только оттого, что Колин не разрешал ему плакать. Просто он был слишком напуган. Этот страх не давал ему расслабиться, так же как и суровые, хотя и безмолвные, взгляды старшего брата. - Что там у тебя, мальчуган? - спросил Джимми Грумз.

Декер перестал ощупывать карман и быстро опустил руку. Когда он посмотрел на Джимми, лицо у него было спокойное, хотя и несколько виноватое. - Ничего. - Если ты и врешь, то неудачно, - отозвался Джимми, пожимая плечами с философским видом. - Ну да ладно.

Нужно же с чего-то начинать. Покажи-ка мне, что у тебя в кармане? - И он протянул руку. - Оставь его, - ласково сказала Мари.

- И потом, почему бы тебе не называть его по имени? Не может же он навеки остаться "мальчуганом". Со вторым советом Джимми согласился, но не с первым. Он считал, что жизнь полна компромиссов. - Ну хорошо, Декер. Давай поглядим, что у тебя в кармане. Джимми подхватил Декера, принялся щекотать его, пока тот не обессилел от смеха. Эти мелодичные звуки казались музыкой, заглушающей скрип колес и глухой рокот голосов, доносившихся с улицы. Этому смеху аккомпанировал отрывистый перестук лошадиных копыт. Когда задыхающийся Декер был водворен на свое место, Джимми мирно улыбался, а глаза Мари блестели от радостных слез. Джимми Грумз поднял предмет, который Декер так тщательно оберегал несколькими минутами раньше.

Декер рванулся к нему, но Джимми поднял руку. - Я тоже отвлек твое внимание! - не без гордости сообщил он. - Ну, знаешь, cher, - проговорила Мари с легким упреком, - не стоит так восхищаться собой, перехитрив ребенка. Это недостойно.

Джимми сник: - Ты права. - Мое! - громко заявил Декер, к удивлению взрослых. - Мое! Джимми зажал предмет в кулаке и внимательно посмотрел на Декера. - Да, это твое. Сейчас отдам. Декер забился в угол и угрюмо, но без страха следил за Джимми, который разжал пальцы, чтобы рассмотреть свою добычу. - Серьга!

- удивленно воскликнула Мари. - В самом деле, - сказал Джимми. Это действительно была серьга. Замечательное произведение, ювелирного искусства - жемчужина, с которой свисала капелька из чистого золота. На капельке были вырезаны буквы ER, а жемчужина была обрамлена золотым ободком. Джимми тихонько присвистнул. - Ты понимаешь, что это такое, Мари? Это наш проезд в любую страну, куда бы мы ни захотели. - Скорее всего - в страну Ван Демена, - охладила Мари его пыл. - Где ты это взял, Декер? Тот пожал плечами.

Мари пыталась скрыть охватившее ее волнение. - Не нужно бояться. Я уверена, что ты не сделал ничего дурного, но дяде Джимми нужно знать, где ты это взял. Джимми Грумзу не очень нравилось, когда Мари называла его дядя Джимми.

Но прежде чем он успел что-либо заметить по этому поводу, Мари задала свой вопрос еще раз. - Ее дал мне Колин, - сказал Декер. Он сказал это так неохотно, что ему поверили. - Колин? Тебе дал это твой брат? - на всякий случай переспросила Мари. Декер кивнул.

- Где же он ее взял? Декер пожал плечами. - Это не ответ, малыш, - заметил Джимми.

- Он что, украл ее? - Нет! - Декер был уверен, что Колин не крал серьги, однако как она оказалась у брата, он не имел понятия. Голос Мари стал еще ласковее: - Ты думаешь, твой брат нашел ее где-нибудь? Может быть, в работном доме? На это Декер вообще ничего не ответил. Он смотрел прямо перед собой, рот его был плотно сжат, словно тайна сомкнула ему уста и он не мог говорить.