- Не важно, - сказал Декер. - Я не должен был спрашивать. Если такое возможно, то ей показалось, что солнце стало холоднее. Декер отступил, чтобы дать ей возможность отойти от поручня, и Джонна тотчас же ощутила себя неуверенно. Она поспешила к дверям, чтобы обрести там поддержку, и побежала к лестнице, держась руками за стены. Она была уже внизу, в коридоре, когда поняла, что Декер не пошел за ней. Обернувшись, она увидела в дверях его силуэт. Лицо его было в тени, но вряд ли он улыбался, подумала Джонна. Никогда еще он не казался таким одиноким. - Расскажи мне о своих родителях, - сказала она. Они лежали на койке бок о бок, глядя в потолок; руки у обоих были напряженно вытянуты, одеяла почти не смяты. Джонна надеялась, что он протянет к ней руки этой ночью, по меньшей мере обнимет за талию.

Но он этого не сделал, и она рассердилась на себя за свое разочарование. По ее подсчетам, прошло десять дней, как они были вместе. В последний раз они поцеловались перед тем, как он проводил ее на палубу. Она каждое утро стояла с ним на капитанском мостике и еще раза три по вечерам, но Декер ограничивался тем, что брал ее за руку. Он ничем не показывал, что ему хочется прикоснуться к ней. Дьявол стал таким же холодным и чужим, как глубокое синее море. - Я не очень хорошо помню их, - сказал он. - В основном по рассказам Колина. - Я имею в виду Мари Тибодо и Джимми Грумза. Мерседес сказала мне, что ты считал их своими родителями. - Это верно. А что ты хотела бы узнать? Голос его звучал не слишком доброжелательно, но Джонну это не остановило. - Они действительно были актерами? - Всегда, - сказал он, - и не только на сцене. Каждая наша кража казалась Джимми небольшим спектаклем. У него была к этому определенная склонность, и Мер это очень нравилось. - Мер, - тихо повторила Джонна.

- Это ведь означает мать, не так ли? - Да. Так я ее всегда называл. Джонна осторожно повернулась на бок. Она подсунула руку под подушку, чтобы положить голову повыше, и пристально смотрела на слабо освещенный профиль Декера. - А у них были другие дети?

- Нет. Только я. У Мер не могло быть детей. До того как Джимми нашел ее, с ней очень грубо обращались. - Она была проституткой? Декер слегка улыбнулся, представив себе, как ответила бы на этот вопрос Мари. - Она сказала бы тебе, что ты слишком хорошо о ней думаешь. "Пока в моей жизни не появился Джимми, - сказала бы она, - я была шлюхой. Но ты, Понт Эпин, сделал из меня святую". - И она была святой? - Я так считал. Она была умная, забавная, веселая. Она обладала почти неистощимым источником терпения и любила меня и Джимми до безумия. - Она всегда называла тебя этим именем? - Почти всегда. Она говорила, что это мое профессиональное имя. Составная часть пьесы. - Как же задержали Мари и Джимми?

Декер ответил не сразу. Наконец он рассказал ей то, чего не рассказывал еще никому. - А их не задержали.

То есть не совсем. - Но... - Задержали меня. Джонна несколько минут молчала, раздумывая над его словами. - Мерседес мне ничего не сказала, - проговорила она спокойно. - Иначе я не стала бы... Декер прервал ее: - Мерседес этого не знает. - Вот как? - Мы с Мерседес, Джонна, не делились подробностями своей жизни. - Она слишком тонкая натура, чтобы спрашивать прямо о некоторых вещах, ты это хочешь сказать? - Приблизительно, - ответил он сухо. - Я бываю иногда слишком прямолинейной, как ты знаешь, даже бестактной. И не сильна в дипломатии. У меня для этого не хватает терпения, и я неизлечимо любопытна.

Все это он давным-давно знал за ней. Ее простодушие по-прежнему обладало властью очаровывать его. Интересно, подумал он, не потянется ли она к нему сегодня ночью? Черт тебя разберет, хотел сказать он. Если она считает, что ее жизнь - накатанная колея, она должна ухватиться за того, кто может изменить это невыносимое для нее положение. - Ну? - спросил он наконец. - Допрос окончен? Джонна поняла, что ей бросили вызов, но она не приняла его. - Как тебя задержали? - Я стал беспечным, - начал Декер. - Я позволил своим мыслям витать в облаках, когда пытался украсть цепочку от карманных часов.

В тот день я уже дважды успешно сделал это. Я делал это сотни раз с тех пор, как Джимми впервые позволил мне попробовать самому в день моего рождения. Мне тогда исполнилось десять лет. На этот раз я забыл главное правило. - Главное правило? - Правило Джимми, во всяком случае. Он говаривал, что люди все разные. Иногда кажется, что голова у него чем-то занята, а он, может, как раз сейчас думает о времени. Джимми хотел сказать, что человек бывает занят совершенно не тем, чем кажется с виду.