После того как близнецы были наконец водворены каждый в свою постель, Колин проводил Мерседес в комнату Сильвии, Сам он входить не стал, а просто просунул голову в дверь, чтобы сказать "добрый вечер", и тут же пропустил в комнату Мерседес. В библиотеке графа в хрустальных графинах стояли бренди, виски и портвейн. Колин налил каждого на три пальца в высокие стаканы и выстроил их в ряд на письменном столе. Расположившись в кожаном кресле Уэйборна, он ухватил пятерней первый стакан и поднял его, изображая приветствие, как будто Мерседес сидела рядом. - В следующий раз, - тихо сказал он, - лучше возьми этот проклятый нож. А наверху Мерседес, поговорив с Сильвией, тихонько проскользнула в свою спальню. Единственным светлым моментом в этой истории с Северном было, конечно же, то, что теперь ей не нужно спать в постели Колина. По крайней мере так казалось Мерседес, пока она не легла в полном одиночестве в свою собственную. Никогда еще эта кровать с пологом на четырех столбиках не казалась ей такой огромной. Она вытянулась под одеялом, полежала на левом боку, потом на правом. Пробовала поджать ноги и свернуться клубочком, обнять подушку.

Упершись взглядом в потолок, она ждала, когда глаза ее привыкнут к темноте и начнут различать знакомые трещинки и пятна на потолке, Перевернувшись на живот, она зарывалась лицом в подушку и упиралась пальцами ног в матрац. Наконец, поняв, что все это бесполезно, Мерседес зажгла лампу на ночном столике и раскрыла книгу, которая всегда вызывала у нее непреодолимое желание спать. Прочитав самым внимательным образом три раза подряд одну и ту же страницу, при этом ни разу не зевнув и ничего не поняв, она отложила книгу в сторону. Тогда Мерседес надела свое просторное домашнее платье, покрепче запахнула его и неслышно, на цыпочках подошла к двери. Горячее молоко - вот что ей нужно! Как это она не подумала о нем раньше! Внизу внимание Мерседес привлек луч света, пробивающийся из-под дверей библиотеки. Она остановилась, прислушиваясь. Наверное, Колин так долго засиделся.

А может, кто-то оставил горящую лампу без присмотра? Мерседес уже почти прикоснулась к двери, но тут же отдернула руку и продолжила свой поход в кухню, сказав себе, что она в любом случае не отвечает за чужие грехи. Кухня показалась ей огромной и пустынной. Мерседес налила молока в маленькую кастрюльку, поставила ее на плиту и разожгла лучину в печи.

Потом уселась на край старого дубового стола, положила босые ступни на стул рядом и стала ждать, когда появится знакомый запах горячего молока. - Вы думаете, что мне это может пригодиться? Мерседес оглянулась так быстро, что чуть не упала. Одной рукой она вцепилась в край стола, а другой ухватилась за сердце, будто боялась, что оно выскочит из груди. На пороге кухни стоял Колин. Спиной он опирался о дверной косяк, но в позе его не хватало обычной свободы. Мерседес с одного взгляда поняла, что ее ночной гость нуждается в физической поддержке, чтобы оставаться в вертикальном положении. Его светлые волосы были в полнейшем беспорядке и торчали во все стороны, как куча соломы. Его зоркие, обычно непроницаемые черные глаза сейчас казались какими-то плоскими и чуть глуповатыми. Тонкая, скептическая усмешка куда-то пропала, словно у него не хватало силы удерживать ее на лице. Уголки рта были слегка опущены.

Он окинул взглядом кухню. Вид у него при этом был весьма смущенный. Потом опять посмотрел на Мерседес виновато и с надеждой. Мерседес сидела не двигаясь.

- Вы пьяны, - холодно сказала она. Колин взвесил в уме ее слова. В голове у него шумело, пол ускользал из-под ног, а язык с большим трудом ворочался во рту. - Д-думаю, вы правы, - с удовольствием заметил он. - Я знаю, что я права, - сказала Мерседес. - Уж на это я насмотрелась достаточно. - Отцепившись наконец от стола, она толкнула ему навстречу стул. - Садитесь, а то упадете. Колин сделал попытку посмотреть на стену, которую он подпирал своими мускулистыми плечами. - Стена достаточно крепкая. Мерседес пододвинула стул поближе.

- Садитесь! Покачиваясь, Колин сделал несколько нетвердых шагов, развернул стул сиденьем к себе и, широко расставив ноги, чтобы не промахнуться, тяжело плюхнулся на него верхом. При этом он ей и поклонился столь же неуклюже, сколь и щеголевато.

- Вам не нужно сейчас горячего молока, - сказала она, отходя к плите. - От него вам станет только хуже. Сколько вы выпили? Колин поднял три пальца.

- Три пальца? Это было совсем не много. Граф мог спокойно опустошить целый графин с гораздо меньшими последствиями, чем были у Колина от одного стакана. Вздохнув, она наклонила кастрюльку. Молоко зашипело, стекая по раскаленной стенке.

- Может, вы лучше расскажете мне, что вы пили? - Кажется, сначала был бренди. - Сначала? - А потом виски. Мерседес, кажется начинала понимать. - Вы и виски выпили на три пальца?

- А на закуску портвейн. - Портвейн? - Мерседес скривилась.

- Вы выпили бренди и виски? А потом еще и портвейн? Колин обнял спинку стула, положил на верхнюю пере-кладину подбородок и кивнул. Потом застенчиво улыбнулся. - Вы думаете, что это было глупо? - Вы сейчас слишком пьяны, чтобы понять, до какой степени глупо, - сказала она. Мерседес с трудом скрыла улыбку. - Зато утром вы оцените это в полной мере. Головная боль покажется вам самой безобидной из всех напастей.