Последние ее сомнения относительно его намерений жениться на ней рассеялись. - Что касается свадьбы... Колин замер от страха. Боясь пошевелиться, он осторожно посмотрел на Мерседес. - .. то я думаю, а не устроить ли ее в саду? Он наклонился и закрыл ей рот поцелуем. Неужели она даже не догадывается, что у него сейчас чуть не остановилось сердце! Он был склонен подумать и о том, что она наслаждается его страхом.

Но то, что она наслаждалась поцелуем, было очевидно. Она обвила руками его плечи. Пальцы ее перебирали и теребили его волосы. А как сладко приоткрылся ее рот под его нетерпеливыми губами! Поцелуй, казалось, не прервался и тогда, когда Колин откинулся назад. Ее пальцы крепко прижимались к его плечам, будто не хотели отпускать его. Она вся тянулась к нему, а ее ясные серые глаза смотрели бесхитростно и... доверчиво. Это последнее он ощутил и как подарок, и как бремя. Он сам вызвал ее на это, хотя и знал, что сейчас не время.

Мерседес откликнулась, не зная чего-то такого, что знал он. И эта неопределенность заставляла его хранить молчание. Он еще раз поцеловал ее, нежно и коротко, и встал. - Ты так и не сказала: позвонить, чтобы принесли обед? Не зная хода его мыслей, Мерседес подумала, что Колин просто разыгрывает из себя джентльмена. Ей очень хотелось сказать ему, что лучше бы он вел себя попроще, но она не решилась. - Да, пожалуйста, - сказала она вместо этого.

- Я, кажется, проголодалась. Уже так поздно? - Восьмой час. Но тебе и в самом деле нужно было как следует отдохнуть. Ты была совершенно измучена. - Он потянул за парчовый шнурок. - И вообще, ты хоть раз заснула за эти несколько дней?

Мерседес покачала головой. Она бессознательно сжалась и подтянула колени, натягивая на себя одеяло. - Дремала немножко, и то потому, что ничего не могла с собой поделать. Я не хотела спать. Мне казалось, что так я зря растрачиваю свою жизнь. Колину стоило большого труда удержаться и не подойти снова к ее постели. Сейчас его прикосновение подорвало бы силы Мерседес. А ей необходимо знать, что она выдержала это испытание, а не стала его жертвой.

- Мне помогло, когда я в конце концов поговорила с Голубым Глазом, - сказала она. - С Голубым Глазом? Ты имеешь в виду Понтия Пайна? - Понтий? Так зовут этого карманника? Колин кивнул: - Понтий Пайн. - Довольно странно. Ты не находишь? - Так он назвал себя. Мерседес нетерпеливо махнула рукой.

- Да нет, я хочу сказать - странно, что я ни разу не спросила, как его зовут. И он тоже не спросил меня. Я оценила эту его скромность. - Думаю, он наверняка знал, кто ты. Она пожала плечами.

- Я об этом не подумала. Иначе не смогла бы говорить с ним о том, что я собиралась сделать, если бы было необходимо. Колин был озадачен. - О чем это ты? Мерседес покачала головой. Чуть рассеянная, печальная улыбка тронула ее губы. - Этого я тебе не скажу. - Не думай, что тебе удастся сохранить свою тайну, - сказал он. - Вспомни, именно Понтий выдал мне, что ты меня любишь. - А я и не говорила, что рассказывала ему все свои тайны. Это твои слова.

Да и вообще я не думаю, что мы когда-нибудь еще услышим о мистере Пайне. Колин опять пощупал свой жилетный карман, удостоверяясь, что билеты до Бостона действительно пропали. - Ты права, - сказал он. - И я от души желаю ему попутного ветра. Если он доставил тебе хоть какое-то утешение, то он заслуживает такого поворота в своей судьбе. Мерседес чувствовала то же самое, но щедрость Колина вдруг показалась ей несколько подозрительной. - А может, ты сам приложил руку к этому повороту в его судьбе? - Что ты хочешь сказать? - Я хочу сказать, что, может, ты сам помог ему бежать? Колин непроизвольно потянулся рукой к затылку. Шишка была довольно приличная, и под пальцами все еще ощущалась сильная пульсация крови. - Конечно, - сухо заметил он. - Я сам попросил его ударить меня.

Повернулся к нему затылком и показал, где стукнуть, чтобы было побольше впечатления и поменьше вреда. Задумчиво глядя на него, Мерседес сказала: - Вполне возможно, что так оно и было. Колин не успел ответить, потому что в этот момент Сильвия внесла поднос с обедом для Мерседес. Он помог ей открыть судки и расставить их на маленьком столике возле кровати. Миссис Хеннпин приготовила для Мерседес легкую пищу. Сочный аромат жареного цыпленка и маленьких подрумяненных картофелин наполнил комнату. Он заметил, что Мерседес наклонилась над столиком, с вожделением глядя на открытые блюда. Это был добрый признак хорошего аппетита. Во время своего заключения она отвергала не только сон. Миссис Хеннпин была в отчаянии, что Мерседес почти не притрагивалась к пище, которую она для нее готовила и отсылала. Сильвия поставила поднос Мерседес на колени и подсунула ей подушки под спину. Непривычная к такому баловству, Мерседес пыталась протестовать, заявив, что она не калека.