- провозгласил Колин. Мерседес с любопытством посмотрела на него: - А как насчет пыток? - Что-то я передумал. Мерседес чувствовала тяжесть этих четырех взглядов, направленных на нее. - Ну что ж, очень хорошо! - сказала она. Все облегченно вздохнули. - И все-таки вы меня не до конца убедили, - добавила она, многозначительно разглядывая каждого из них. - Ведь я имею с вами дело подольше, чем капитан. Мерседес немного смутило, что никто из них при этом не заволновался и не опустил глаз. Ей удалось поговорить с Колином наедине далеко не сразу. Утро ушло на то, чтобы обсудить с Хлоей сроки ее предстоящей свадьбы.

Важность соблюдения траура перевешивало все их истинные переживания и чувства. Второй завтрак Мерседес провела в обществе Сильвии, которая, как она стала замечать, последние несколько недель стала что-то замыкаться в себе. И тут не понадобилось особой проницательности, чтобы заглянуть в сердце юной особы и понять, что она сохнет по Обри Джонсу. Мерседес не стала втолковывать Сильвии, что Обри - по существу, совершенно незнакомый человек, не имеющий в Англии никаких корней. Она просто выслушала ее, не высказывая никакого мнения, и Сильвия заметно взбодрилась после их разговора. Во второй половине дня она занималась с близнецами математикой и географией. Потом нужно было просмотреть счета и поговорить с арендаторами. И уже на обратном пути из деревни к дому она увидела Колина, идущего к лесу .

с удочками на плече. Она тут же сошла с тропинки и тихонько, стараясь остаться незамеченной, последовала за ним. Она догнала его, когда он уже входил в воду. Мерседес стояла на берегу и смотрела, как Колин забрасывает удочку. Леска взвивалась над ним, поблескивая на солнце, упругой плавной линией, пока, подхваченная водой, не натягивалась как струна, и тогда Колин с трудом удерживал деревянное удилище. Он стоял босиком посреди искрящейся, бурлящей воды, закатав по колена брюки. Мокрые икры поблескивали на солнце. Его пиджак, ботинки и носки лежали на берегу, но жилетка оставалась на нем. Серебряные нити, вплетенные в серо-голубую ткань, казались такими же живыми, как и вода, обтекающая его щиколотки.

Его волосы отражали солнце, как золотой шлем, когда он, наклонив голову, следил за леской. Глаза щурились от алмазного блеска воды. Уголки губ приподнимались в едва заметной улыбке. Она позвала его, и он обернулся. Улыбка мгновенно расцвела на его лице. - Я думал о тебе, - сказал он. Она почувствовала, как в груди разлилось тепло. Сев на берегу, она сняла туфли и чулки и поболтала ногами, охлаждая их в фонтане брызг, висящих над водой. - А что ты думал обо мне? Расскажешь? - спросила она, помолчав. - Нет, - сказал он, оглянувшись на нее через плечо. Потом снова забросил удочку.

- Скорей всего нет. Она была не против, что у него есть свои секреты. Мерседес откинулась назад, опираясь на локти. - Тогда, может быть, ты расскажешь, что думаешь о моих братьях и сестрах? - Я думаю, что не они нас запирали. Мерседес.

- Просто не знаю, на кого еще можно подумать. Я сегодня с ними целый день. Они ведь не как ты, Колин. Они просто не способны долго хранить секреты.

- Значит, ты и не пыталась добиться от них правды. - Да, я не ставила себе такой цели, но мне кажется, что кто-нибудь из них обязательно бы проговорился. - Она покачала головой, все еще удивляясь их молчанию. - Ничего. Ни единого слова. Боюсь, мне придется с тобой согласиться. - Чего тут бояться? - сухо заметил он. - Ты знаешь, что я имею в виду.

Колин смотал леску и вышел на берег. Бросив удочку в траву, он сел рядом с Мерседес. Она выглядела восхитительно расслабленной, как тоненькая тростинка, которую беспечно колышет ветерок и нежит солнце. Он наклонился и поцеловал ее. Губы ее были горячие и влажные. Она ответила нежно, без торопливости и без вызова. Это было медленное, томное исследование, оценка на вкус и на ощупь, узнавание уже знакомого и еще не изведанного. Она обрисовала кончиком языка его верхнюю губу, поцеловала в уголок рта. Колин положил руку ей на грудь. Чувствовалось, как под тонкой тканью платья набухает и твердеет ее плоть. Она чуть выгнулась, помогая наполниться чаше его ладони. Его губы прикоснулись к чувствительной коже у нее за ухом. Она подняла подбородок, открывая ласкам длинную, стройную шею. Он поцеловал ее разрумянившуюся щеку и пульсирующую жилку под скулой. Запах влажной травы смешался с ароматом ее волос. И локти больше не держали ее, когда она томно вытянулась под его телом. Она обвила руками его шею, и тень от его головы охладила ее разгоряченное лицо. - Я знал, что ты думала об этом прошлой ночью, - прошептал он ей губы в губы. Она безмятежно улыбнулась. - Я знаю, что ты знал.