Большая группа скульптур отнесена нами к сюжету Иоанн Креститель. Такое их число, вероятно, объясняется прежде всего тем, что христианизация пришла на мордовские земли несколько позднее, нежели в другие районы. Среди произведений этой группы выделяется Иоанн из села Виндрей Торбеевского района. Самое интересное, пожалуй, в этом образе лицо святого. Острый взгляд прищуренных глаз и своеобразная прическа так и напоминают какого-то старосту или просто небольшого в этом районе, в этом селе, с которого резчик и списал этот образ. И ни посох, частично сохранившийся, ни позолоченные облака не могут стереть чисто земных черт Иоанна. Его торс выполнен как высокий рельеф, довольно правильно анатомически передающий сложение сильного мужчины в расцвете сил. Тем большее впечатление оставляет скульптура, изображающая отсеченную голову Иоанна на блюдце. Резчик очень точно передал тонкие, одухотворенные мыслью черты, он не передал ни ужаса смерти, ни ее следов. Словно живой Иоанн перед участниками пира, куда принесли по требованию танцовщицы голову пророка. А вот другой Иоанн по облику своему очень напоминает местного старика, уважаемого, не грозного, свойского в решении всех житейских проблем. И возникает пластическая повесть о делах житейских. Рядом с этим образом еще более сложным кажется голова Иоанна. Насильственная смерть не присутствует здесь в своем страшном или ужасном обличье. Тонкие черты лица спокойны и красивы. Именно красивы. И вот тут-то резчик и подстерегает зрителя: последний вспоминает именно о насильственной смерти. Ведь перед ним голова отсеченная! Автор произведения уберегся от натурализма, он сумел придать скульптуре подлинно символический смысл. Элементы декоративности лишь подчеркивают главное. В коллекции музея также есть и скульптурное изображение ангела с крыльями и рельефов Николая Можайского, херувимов. Одни из них более позднего времени, другие несколько раннего производства. Однако все они свидетельствуют о значительном смысле.

К большому сожалению, довольно часто владельцы пластиковых окон вынуждены сталкиваться с разного рода проблемами и поломками. Наиболее часто эти проблемы являются следствием неправильной установки окон или же ошибочного изготовления, так же нередко окна портятся из-за неверной эксплуатации.

Да, сюжет дался мастеру лишь в одном отношении: он создал символ, величественный, даже подавляющий, но не смог передать доброты человеческого понимания. Это снисходительность сверху вниз. И все же в этой величественности за отчужденностью символа мы угадываем подвижника, и понимание приходит в противоречиях. Предстоящие точно так же преподносятся мастером, как величественные девы, одетые в нежно-голубоватые хитоны, легкие, воздушные. Лица предстоящих выполнены также в стиле монументального сентиментализма и тоже за величественностью невольно, может быть, мастер передал свое понимание женской красоты и понимание мира, как места, где ее детям предстоит утверждать новое отношение к миру и человеку. Обратим также внимание на то, как часто безвестные авторы произведений любят широко открытые глаза и обязательно темные, округлые. Нет ли здесь следов столь отдаленных, что и назвать их трудно? Вспомним одно очень важное замечание Ф. И. Буслаева: В согласии нашего областного псковского слова волыглаз с гомерическим эпитетом (волоокая) надобно видеть не заимствование или влияние, а первобытное родство эпических воззрений, определивших одинаковый взгляд на природу. И на пластическое ее воплощение, добавим мы. Точно так же широко раскрыты глаза и у Спаса огрудного. В них совершенно нет святости. Так может смотреть только совершенно земной, крепко связанный с жизнью и ее треволнениями человек. Он не бесстрастный бог, он умеет удивляться и радоваться. Перед нами не некая серьезность, приличествующая сану, а легкое изумление, смешанное с радостью и удивлением. Это, конечно, не бог, а какой-то очень дорогой и понятный местным резчикам и их согражданам местный святой из национального, быть может, пантеона. Сразу вспоминаются замечания Ф. Энгельса: расчетливые попы вернули в лице святых политеистическому крестьянину его любимых богов-покровителей.