Я разве дал тебе повод думать, что изменю своему решению? Спазм в горле мешал ей говорить. Боль стремительно распространялась, отдавая острой резью в глазах, пульсируя в висках. Почувствовав близкие слезы, Мерседес усиленно заморгала. Огромный комок в горле никак не спадал. - А что же тогда ваши разговоры об обещаниях? - спросила она. - И что вы за человек: вы их держите или нарушаете? Этот вопрос был для Колина как удар. Если бы она ударила его, было бы не так больно.

- Я говорил о других обещаниях, - сказал он. - Они не имеют к тебе никакого отношения. - И все же это как-то затрагивало меня, - возразила она, - иначе вы не стали бы говорить об этом при мне. Вы хотели, чтобы я терялась в догадках, не зная, о чем вы говорите. И если вы при мне вслух выражали сомнения, дескать, нужно ли сдерживать свои обещания, то почему я не должна думать, что вы не нарушите того слова, что дали мне? Колин долго смотрел на нее не мигая, и тишина заполнила пространство между ними. Он понял, какого труда стоило ей говорить с ним так откровенно. Косточки ее пальцев совсем побелели, так крепко она сжимала край постели.

В серых глазах стояли невыплаканные слезы. По темным волосам, которые ниспадали как плащ, окутывая ее плечи, пробегали волны, выдавая дрожь ее напряженного как струна тела. Если поверить в то, что она вообразила о нем, - так он просто чудовище! Он попросил ее посидеть рядом с ним, потому что она успокаивала его, как могло успокоить только море. Он вспомнил, как он положил ей руку на плечо, лаская ее затылок и перебирая волосы. Кожа у нее была такая трогательно нежная, а волосы струились как шелк.

Было непостижимо приятно ощущать ее четкий пульс вдоль длинной стройной шеи. И все это время, пока он наслаждался ее близостью, она была в ожидании оплеухи?! Да, это было мучительное ожидание! - Ты меня совершенно не поняла, - сказал он. Колин резко повернулся и вышел в гардеробную. Мерседес взяла подушку, лежавшую в ногах кровати, и прижалась к ней. Он даже не возвысил голоса. Он не угрожал ей, не поднял на нее руку. И все же она чувствовала себя подавленной, униженной. Только на этот раз грузом своих собственных подозрений и недоверия. Мерседес посмотрела на дверь. Она вполне может уйти. Она понимала, что он не будет преследовать ее даже сегодня, когда она совершенно напрасно обвинила его в том, что он забавлялся ее страхом. А хочет ли она сама уйти? Это был вопрос, над которым она старалась не задумываться: в себе она была уверена еще меньше, чем в Колине. Гораздо проще было думать о том, что хочется ему. Она слышала, как он ходил по комнате, потом умывался и чистил зубы, снимал одежду.

Как тихонько чертыхнулся, ударившись обо что-то. После этого было слышно, как он скакал на одной ноге, видимо, потирая ушибленное место. Непонятно почему, но именно этот ушиб решил все дело. Она представила себе его беспомощным и неуклюжим, еще не совсем отошедшим после смешения сразу трех напитков. Мерседес лежала на боку, упершись взглядом в стену, когда Колин вошел в спальню. На нем не было ничего, кроме кальсон на шнурке, низко державшихся на его узких бедрах. Он постоял у ночного столика, прикручивая фитиль у лампы, потом приподнял простыню и лег. Она лежала на своей стороне, и поэтому его простыни были холодные. Он вытянулся на спине и закрыл лицо руками.

Он прислушался к ее дыханию и понял, что она все это время ждала его. - Простите, - сказала она. - Ты могла бы здесь не оставаться, - сказал он. Они произнесли это одновременно и плохо расслышали друг друга. Мерседес повернулась к нему лицом. - Простите, - повторила она. - Я сказал, ты могла бы... - Нет, я не переспрашиваю, я хочу попросить прощения за то, что плохо о вас думала. Она замолчала, но Колин ничего не ответил на ее извинения.

- Вы понятия не имеете, как все это было с моим дядей, - сказала она. - Я каждый день узнаю о нем что-нибудь новенькое. - Поверьте, я не жду от вас жалости. - Я никогда так не думал. Мне кажется, что было бы лучше, если бы ты не говорила о нем так осторожно, как будто намекая на существование некой темной стороны его характера. - Колин хохотнул, но в его смехе не было веселья. - Потому что наличие темной стороны предполагает что-то противоположное по качеству с другой.

Из того же, что я узнал, можно сделать вывод, что граф Уэй-борн - редкостный ублюдок. Губы Мерседес тронула еле заметная улыбка: - Теперь вы оскорбили разом всех ублюдков. Колин удивленно посмотрел на нее: - Значит, ты не всегда стоишь на стороне Уэйборна? - Не всегда, - спокойно ответила она. - Мне кажется, сейчас я еще сильнее ненавижу его. Теперь, когда он, кажется, уже ушел из моей жизни, его дела и слова возвращаются и снова мешают мне жить. - Как сегодня. Она кивнула.